Тимофей Буткевич - О смысле и значении кровавых жертвоприношений в дохристианском мире и о так называемых “ритуальных убийствах”
Показания Исаака Гайчика: “Дитя было взято и посажено в погреб Аароном Громеком. Показал и то, что Мошка и Зельман приехали из Межиреча, когда дитя уже было поймано. Когда ребенок скучал в погребе, Настасья ходила развлекать его. Потом Мошка с Зельманом, взявши дитя, принесли его в горницу. Исаак шел за ними, взявши нож, которым режут скот: они резали ребенка следующим образом: Моисей с Зельманом резал или – лучше сказать – колол около груди, а он, Исаак, резал руку. Затем кровь испустили в горшок. Большую часть крови взяли с собой в Межиреч, оставив немного Исааку, а он показал, что жена его вылила кровь в пресное тесто. Такой хлеб называется по еврейски Евикомен, что значит: да поможет тебе Бог. Льют эту кровь и в вино, когда ее имеется много. Ему же недоставало ее, только в калач и влил. Зельман же, повидимому, употреблял ее и раньше, ибо и меня этому учил, да и бывший с ним Моисей из Межиреча говорил мне об этом. Когда суд спросил: почему столь часто умерщвляемых таким образом младенцев нигде не хоронят? он ответил: “нам непристойно оказывать милосердие язычникам. Если бы мы похоронили такое тело, это было бы грехом” и т. д. Иоахим показал: “У евреев существует обычай рассылать бедняков на пропитание к богатым. Я был послан к Марку в Возники. Так как у меня было достаточно свободного времени, то Марк приказал мне самому входить в горницу и брать себе есть все, что нужно. В четверг перед еврейской пасхой, я вошел в горницу взять себе хлеба и увидел под постелью, на которой спали еврейские дети, новый красный горшок, прикрытый белым платком. Думая, что это медь, я хотел взять его себе к хлебу. Когда я взял пальцем, то заметил, что то был не мед, а что-то иное, красное. Вслед затем, вошедши в избу, я застал только одну хозяйку, жену Марка, и я спроси ее, что такое было в том горшке под кроватью. Она ответила мне, что это – кровь христианского младенца, но приказала никому не говорить об этом. Потом уже этого горшка я не видел более на том месте и не знаю, куда он девался. Когда мы были пойманы и вместе посажены, Марк просил нас всех, чтобы мы уповали на Бога, ни о чем не рассказывали и не признавались, хотя бы нас и предали пытке. То же повторял он и в Люблине, когда предполагалось предать нас мучению. Когда же он один был взят на пытку, то нас остальных убеждал ни в чем не сознаваться. Показал также Иоахим и то, что Настасья, которая имеет свою хатку неподалеку от корчмы, где живет Марк, говорила, что когда она перед еврейской пасхой брала из еврейского погреба пиво для продажи, то видела под бочками этого замученного младенца. Признался также и в том, что от других евреев он слышал, что евреи употребляют во время пасхи христианскую кровь; но для чего они это делают, он не знает”. Настасья добровольно показала перед судом, что, когда она вместе с еврейкой несла телo умерщвленного младенца в болото, еврейка сказала ей: “если бы мы похоронили когда-либо этого ребенка, все погибли бы”. На вопрос Настасьи еврейка ответила: “Если бы мы не имели в Великий день вашей христианской крови, то этот день не был бы для нас великим днем. т. е. пасхой”.
Часть 6
В 1601 году в Чаграх, в Польше, евреями была умерщвлена девочка [71]. В 1605 году сам король польский Сигизмунд III в своем декрете всенародно объявлял, что в городе Сандомире совершено было ужаснейшее преступление: “некий Мартин Кучек, мальчик лет 10, бедный ученик, живший подаянием, погиб внезапно жалким образом. Вошедши вечером в дом одного из евреев, он более из этого дома не выходил и доселе не отыскан. Брат его, неизвестно каким образом, оказался утонувшим; начальник школы, в которой этот мальчик учился, тяжко избит. В доме Лазаря, в который вошел Кучек и из которого более не возвращался, соседи слышали такие крики пропавшего мальчика, какие только подает человек, которого собираются лишить жизни (ad mortem raptus et vi opressus)”. Были свидетели, которые во дворе еврея Лазаря видели в то время убитого человека, но Лазарь не допустил сделать у него тогда обыска. Король велел арестовать заподозренных евреев Лазаря и Моисея (один член кагала, а другой его слуга), против которых и раньше было возбуждено обвинение по такому же преступлению; но они бежали и не были разысканы [72].
Христианские дети (мальчики) были изуродованы и умерщвлены евреями в 1606 г. – в Люблине, а в 1607 году – в Зволыне, в Польше [73]. В Польше, в Сташеве, есть часовня, в которой погребен младенец; сделанная над его могилою латинская надпись гласит: “Сын Иоанна Коваля и Сусанны Нерихтовской, граждан Сташовьенских, коего голос кровавой мести взывает, чтобы иудеи, враги имени христианского, были изгнаны из Сташевы”. Младенец этот, украденный евреем Шмулем в Сташеве в 1610 году, был продан в Шидловец евреям же, которые были схвачены на месте преступления в то время, когда уже истязали свою жертву [74]. В 1616 году 21 Апреля еврей Бродавка в Вильно, в имении помещика Олесницкаго, замучил крестьянского сына Иоанна. В 1617 году был найден, в Сельцах, под Луковом, изуродованный труп замученного евреями младенца и положен в Люблине в коллегиате. В 1626 году было умерщвлено евреями несколько христианских младенцев в Сахачеве, а в 1628 году два сына аптекаря подверглись той же участи в Сандомире [75].
В г. Ленчицах Калишской губернии крестьянин дома Мендик, католик, нашел для себя выгодным воровать христианских детей и продавать их евреям для извлечения из них крови и умерщвления. В короткое время он продал таким образом трех мальчиков. В последний раз он продал евреям в 1689 году протестантского мальчика Франциска Михалковича, которого евреи замучили, исколов все его тело и выпустив из него кровь. По уговору, дома относил в глухие места трупы несчастных жертв. Мучимый совестью, он, наконец, сделал донос на себя и на изуверных евреев. Евреи, впрочем, не сознались и потому остались ненаказанными, а Фома Мендик был присужден к четвертованию. Интересно донесение присутствовавших при его казни чиновников – Михаила Климонтовича и Даниила Скабина: “По долгу нашей службы мы присутствовали при исполнении смертного приговора, т. е. в то время, когда Фома Кокошка, прозванный так за свои преступления и отвратительные поступки, в силу декрета ясновельможных г.г. депутатов настоящего люблинского трибунала, имел в сей день претерпеть и понести наказание. Когда на площади, на обычном месте смертной казни, он был привязан палачом к плахе, мы, при большом стечении собравшегося народа, спрашивали и выпытывали у него, – остается ли он при своих признаниях, трижды данных, как добровольно пред генеральным судом люблинского трибунала, так и в тюрьме, пред люблинским войтовским судом, пред муками, а затем и на пытке; и готов ли он умереть с этим? Готов ли взять на свою совесть обвиненных им евреев? Не свидетельствует ли он против них вследствие какого либо уговора или из ненависти? На это Фома трижды подряд громким и ясным голосом заявил говоря: “я остаюсь при всех своих признаниях и готов умереть с тем, что те евреи, которых я обвинил, оговорил и на которых указал пальцем пред судом трибунала, виновны в этом преступлении”. Наконец, священник Societatis Jesu, который напутствовал его, сказал: “Фома, ты идешь на главный суд Судьи справедливого. Не бери на свою совесть никого”. На это упомянутый Фома ответил, что все, что только он показал и объявил, есть правда, и с тем он умирает. Лишь только он сказал это, наступил последний момент казни и смерти”. В виду такой настойчивости Фомы на справедливости своего доноса, не были совершенно оставлены без наказания и виновные евреи. По декрету суда, как свидетельствует чиновник Юткевич, все евреи, проживавшие в Ленчице, обязаны были ежегодно, в день убийства младенца, носить по всему городу с процессиею картину, изображавшую всех участвовавших в преступлении лиц. Такое публичное шествие евреев продолжалось, впрочем, только несколько времени, а впоследствии, по просьбе евреев, оно заменено ежегодным денежным платежом ксендзам, что продолжается и до сих пор [76].
В 1648 году в Иванишках евреи замучили и искололи ребенка множеством ран, которые потом они залили воском. В 1649 году были замучены и умерщвлены евреями младенцы в Хвостове, в Киях (близ Пинчова), в Негословицах (под Воцановым), в Сецимине и в Опатове. 11 Марта 1650 года в Кадене (Caaden) один еврей умертвил христианского ребенка Матиана Тиллиха, 41/2 лет от роду, нанесши ему два смертельных удара и 6 ран, а также отрезал ему пальцы на обеих руках. Убийца, еврей, был схвачен и 21‑го Марта присужден к колесованию. Такого же рода злодеяния были совершены тогда евреями в Штейермарке, Кернтене и Крайне, причем виновные объявили, что христианская кровь, как самое сильное средство, употребляется ими для того, чтобы останавливать кровь при совершении обрезания, возбуждать любовь, прекращать менструации и т. п., и что, по древнему, но тайно содержимому учению, ею достигается примирение с Богом (Эйзенменгер) [77]. В 1660 году в Германии, в Тунгухе (Tunguch) евреями пред пасхою был зарезан христианский ребенок; виновные, в числе 45 человек, были сожжены [78]. 12 Мая 1665 года, в Вене, евреи замучили и умертвили одну женщину, выбросив в озеро ее труп, изрезанный на части. В 1669 году 25 Сентября еврей из Меца Рафаил Леви, украл на большой дороге, близ деревни Slatigny, у жителя той же деревни Gilles le Moyne, трехлетнего мальчика и на своей лошади, закрыв его своею накидкою, отвез в Мец, где, замучив его и выточив из него кровь, труп выбросил в лес. Только долгое время спустя в леcу была найдена голова ребенка с частью шеи и нeсколько ребер, приставшее к ним платьице и красная шапочка. Арестованный и осужденный еврей 17 Января 1670 года был сожжен [79]. В 1689 году христианские младенцы были замучены и умерщвлены евреями в Жулкове, Львове или Лемберге, в Цеханове и Драговецке. В Драговецке были отравлены и все судьи, разбиравшие дело.
